Хотя до борделя можно было дойти пешком, Амелия, Меррипен и Роан поехали в старой коляске и через несколько минут оказались перед фасадом здания, построенного в георгианском стиле. Амелии, которой подобное место представлялось отвратительным и жутким, вид дома показался вполне благопристойным, она была даже немного разочарована.
– Оставайтесь в коляске, – сказал Роан. – Я войду и постараюсь разузнать, где лорд Рамзи. – Взглянув на Меррипена, он строго предупредил: – Не оставляй мисс Хатауэй одну ни на минуту. Вечером здесь небезопасно.
– Еще совсем рано, – запротестовала Амелия. – К тому же мы в Вест-Энде и здесь полно хорошо одетых джентльменов. Какая может быть опасность?
– Я видел, на что способны эти хорошо одетые джентльмены. Вы упадете в обморок, если я вам о них расскажу.
– Я никогда не падаю в обморок, – возмутилась Амелия.
Роан лишь сверкнул белозубой улыбкой. Он вышел из экипажа и растворился в темноте, будто был частью ее. В свете фонарей на одно мгновение она увидела мерцание его волос и сверкнувшую в ухе бриллиантовую серьгу.
Амелия смотрела вслед Кэму и размышляла о том, к какой категории людей его следует отнести. Он не был ни джентльменом, ни лордом, ни простым рабочим, ни настоящим цыганом. Она вспомнила, как он помогал ей сесть в коляску, и почувствовала, как по спине побежали мурашки. Ее рука была в перчатке, а его – нет, и она ощутила силу и тепло крепкой ладони. На большом пальце блестело широкое, массивное золотое кольцо – таких колец Амелия никогда не видела.
– Меррипен, что означает кольцо на большом пальце? Это такой обычай у цыган?
Меррипена, очевидно, смутил ее вопрос, он отвернулся и стал смотреть сквозь запотевшее окно на улицу. Мимо коляски прошла группа молодых людей в модных пальто и цилиндрах. Они громко смеялись и переговаривались. Двое из них остановились и заговорили с безвкусно одетой девицей.
– Оно означает независимость и свободомыслие, – ответил наконец Меррипен, продолжая смотреть на улицу. – А также определенную обособленность. Он носит его для того, чтобы напоминать себе, что он не раб того образа жизни, который ведет, и в любую секунду может изменить свою жизнь.
– А зачем мистеру Роану об этом себе напоминать?
– Потому что в вашем мире слишком много соблазнов, которым трудно противостоять.
– А зачем им противостоять? Я не могу понять, что ужасного в том, чтобы жить в приличном доме, быть обеспеченным к наслаждаться красивыми вещами – например, красивой посудой или удобной мебелью?
– Gadji, – пробормотал Меррипен. Амелия знала это слово, оно означало женщину – не цыганку.
Она устало откинулась на спинку сиденья.
– Мне никогда и в голову не приходило, что я буду искать своего брата в доме, пользующемся дурной славой. Но если выбирать между борделем и трупом, плывущим вниз лицом по Темзе… – Она ужаснулась своему сравнению и приложила к губам сжатые кулачки.
– Он не умер, – мягко сказал Меррипен. Как ей хотелось в это верить!
– Мы должны увезти Лео из Лондона. В деревне он будет в большей безопасности… неправда ли?
Меррипен пожал плечами:
– В деревне гораздо меньше соблазнов, и Лео будет труднее нарваться на неприятности.
– Человек, который так усердно ищет неприятности, может найти их где угодно, – горько вздохнула Амелия.
После долгих минут томительного ожидания наконец вернулся Роан.
– Где он? – нетерпеливо вскочила Амелия, как только цыган сел в карету.
– Здесь его нет. После того как лорд Рамзи поднялся наверх с одной из девушек и… В общем, в борделе его нет.
– Куда он пошел? Вы спросили?..
– Он сказал им, что отправляется в таверну под названием «Ад и Ведро».
– Какое милое название. Вы знаете, где это?
Роан кивнул:
– Меррипен, поезжай по Сент-Джеймс-стрит и сверни налево после третьего перекрестка.
Когда коляска проезжала мимо трех проституток, Амелия спросила, не скрывая интереса:
– Сколько им лет? Почему никакая благотворительная организация не поможет им получить достойную работу?
– В большинстве случаев эта достойная работа ничуть не лучше, – ответил Роан.
Амелия посмотрела на него с возмущением:
– Вы считаете, что зарабатывать, занимаясь проституцией, лучше, чем честной работой, которая позволяет вести достойную жизнь?
– Этого я не говорил. Только я знаю, что многие работодатели относятся к женщинам гораздо хуже, чем сутенеры и содержательницы публичных домов. Слугам приходится терпеть всякого рода оскорбления от своих хозяев – особенно служанкам. И если вы полагаете, что работа на заводе или фабрике – это достойный труд, значит, вы никогда не видели девушку, которой машиной для резки соломы отрезало несколько пальцев. Или женщину, у которой от работы на чесальной фабрике легкие так забиты пухом, очесами и пылью, что она вряд ли проживет больше тридцати лет.
Амелия открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Как бы ей ни хотелось продолжить этот спор, приличной женщине – даже если она старая дева – не пристало обсуждать проблему проституции.
Она отвернулась к окну, не удостоив Роана даже взглядом, но чувствовала, что он за ней наблюдает. Роан не был ни надушен, ни напомажен, но от него исходил притягательный запах чего-то свежего, похожего на клевер.
– Ваш брат, очевидно, унаследовал титул совсем недавно, – вдруг сказал он.
– Да.
– При всем к нему уважении, мне кажется, он не совсем готов к своей новой роли.
Амелия не смогла удержаться от печальной улыбки:
– Никто из нас не был готов. Для Хатауэев это был неожиданный поворот событий. Лео был лишь четвертым в очереди на титул. Но те, что были до него, неожиданно один за другим умерли от разных причин. Похоже, что титул Рамзи укорачивает человеку жизнь. Боюсь, что мой брат при его образе жизни не протянет дольше, чем его предшественники.